Классика.

Из цикла "ЯНКИ-ИСТОРИИ"

Минда, или о собаководстве.

    Человек заводит себе собаку по одному из следующих мотивов: 1) чтобы производить эффект в обществе; 2) для "охраны"; 3) чтобы не было чувства одиночества; 4) из интересов спортивно-собаководческих; 5) наконец, от избытка энергии: чтобы быть хозяином и повелителем собственной собаки.

Что касается меня, я завёл собаку главным образом от избытка энергии, очевидно, испытывая желание иметь у себя в подчинении хоть одно живое существо. Короче говоря, однажды утром ко мне позвонил человек, волочивший на поводке что-то рыжее, косматое и, видимо, твёрдо решившее никогда не переступать порог моего дома. Посетитель объявил, что это эрдель, взял этот щетинистый, грязный предмет на руки и перенёс его через порог со словами:

    - Иди, Минда!

(У этой сучки есть паспорт, где вписано какое-то другое, более аристократическое имя, но её почему-то всегда называют Миндой). Тут показались четыре длинные ноги, с необычной быстротой тут же убежавшие под стол, и стало слышно, как что-то там внизу, под столом, дрожмя дрожит.

    - Это, милый мой, порода! - промолвил посетитель тоном знатока и с невероятной поспешностью покинул нас обоих на произвол судьбы.

    До тех пор я никогда не думал, как достают собак из-под стола. По-моему, обычно это делается так: человек садится на пол и приводит животному все логические и чувствительные аргументы в пользу того, что оно должно вылезть. Я попробовал сделать это с достоинством, повелительным тоном; потом стал просить, подкупая Минду кусочками сахара, - даже сам прикинулся пёсиком, чтобы её выманить. Наконец, видя полную безуспешность всех этих попыток, залез под стол и вытянул её за ноги на свет божий. Это было неожиданное грубое насилие.

    Минда осталась стоять, подавленная, трепещущая, словно оскорблённая девушка, и пустила первую предосудительную лужицу.

    А вечером она уже лежала в моей постели и косилась на меня своими прекрасными, ласковыми глазами, как бы говоря: "Не стесняйся, ложись под постель, голубчик. Я позволяю".

    Однако утром она убежала от меня через окно. К счастью, её поймали рабочие, чинившие мостовую.  Теперь я вожу её на поводке подышать свежим воздухом и при этом привлекаю к себе лестное внимание, всегда вызываемое наличием у тебя породистой собаки.

    - Погляди, - говорит какая-то мамаша своему ребёнку, - вон собачка!

    - Это эрдель, - обернувшись, слегка уязвлённый, бросаю я.

    Но больше всего раздражают меня те, кто мне кричит:

    - У вас красивая борзая. Но почему она такая лохматая?

  Она тянет меня куда ей вздумается: у неё чудовищная сила и самые неожиданные интересы. То вдруг начинает волочить меня по кучам глины, по свалкам предместья. Добродушные пенсионеры, видя, как мы мечемся каждый на своём конце поводка, безнадёжно опутавшего нам ноги, укоризненно говорят мне:

    - Зачем вы её тянете насильно?

    - Это я её тренирую, - поспешно отвечаю я, увлекаемый к другой куче.

    Что касается охраны, то это правильно: человек на самом деле приобретает собаку для охраны. Он настороженно ходит за ней по пятам, не отходя почти ни на шаг; охраняет её от воров, от всех, кто к ней враждебно относится, кидается на каждого, кто ей угрожает. Поэтому уже с давних времён символом верности и бдительности является человек, стерегущий и охраняющий свою собаку. С тех пор, как у меня завелась собака, я, как говорится, сплю вполглаза: всё слежу, как бы кто не украл у меня Минду. Захотела она гулять - иду; захотела спать - сижу и пишу, насторожив уши, чтобы звука не пропустить. Подойдёт ли к нам чужая собака - ощетиниваюсь, ощериваюсь, угрожающе рычу. Тут Минда оборачивается на меня и начинает вертеть остатком хвоста, видимо, говоря: "Я знаю, что ты здесь и охраняешь меня".

    И в том, что человек заводит себе собаку, чтобы не было чувства одиночества, тоже много правды. Собака в самом деле не любит оставаться одна. Как-то раз я оставил Минду одну в прихожей; в знак протеста она сожрала всё, что нашла, и после этого ей было даже плохо. Потом - запер её как-то в погребе; она прогрызла дверь. И с тех пор не желает оставаться одна ни на минуту. Когда я пишу, она требует, чтобы я с ней играл. Если я лягу, она понимает это, как разрешение лечь ко мне на грудь и кусать меня за нос. Ровно в полночь я должен заводить с ней Большую Игру, состоящую в том, что мы со страшным шумом гоняемся друг за другом, кусаем друг друга, катаемся по земле. Выдохнувшись, она в изнеможении идёт и ложится, после чего получаю право лечь и я, - однако с тем непременным условием, чтобы дверь в спальню оставалась открытой: а то как бы Минда не заскучала.

Карел Чапек

Продолжение следует...